в сознании девушки чего-то не хватает. Ей подменили один из основных инстинктов. Пожалуй, я был ближе к истине, чем казалось.

Он снова взглянул на меня — проницательно и даже с любопытством.

— Окажись я в такой ситуации, когда нужно изменить все эмоциональные процессы человеческого существа, начал бы с самых основ. Это гораздо проще, чем блокировать импульсы психики чем-то вроде гипноза. Думаю, вместо инстинкта самосохранения у этих людей теперь другой инстинкт — инстинкт сохранения озерного организма. Это самое простое решение. И самое действенное.

* * *

В голове у меня зашумело, на мгновение я оглох и перестал слышать его слова. Плотину прорвало, дверца распахнулась, и память затопили воспоминания.

— Оно сработало, но не совсем так, как надо, — говорил Сейлз где-то вдали. — Если озеро не сделает следующий шаг, мы его уничтожим. Не исключаю, что этот шаг уже сделан. Озеро осознало, что в статичных антителах, не способных существовать за пределами его кровотока, нет никакого смысла.

Вам не кажется, шеф, что озеро могло захватить и других людей? Перенастроить их сознание? Подменить инстинкт, чтобы люди руководствовались лишь потребностью в выживании этого озера? Люди вроде вас?

Он осекся. Похоже, все понял. Я прочел это у него на лице, когда он привстал и склонился над столом, переваривая эту новую мысль и скрытую в ней опасность.

Сам я остался на стуле. Револьвер лежал у меня на коленях уже несколько минут, но со своего места Сейлз не мог этого видеть.

Я выстрелил в упор. В грудь.

На мгновение он завис над столом, конвульсивно вцепившись в журнал. Ему еще было что сказать, но выговорить получилось лишь со второго раза.

— Бесполезно… — выдавил он. — Уже… не остановить. Я отправил… полный отчет… мобильной группе… Уже читают…

Остальные слова смыло кровью. Я равнодушно смотрел, как он выдувает красные пузыри, а потом валится вперед, в алую лужицу, стремительно расползавшуюся по столешнице. Поначалу кровь впитывалась в журнал, но быстро прибывала, и вот струйка добралась до края стола и капли застучали по полу, как те капли озерной воды с одежды девушки, когда она шла к нам по камням.

В свете солнца озеро было голубым и прекрасным. Самая важная вещь на свете. Я знал: если его уничтожат, мир содрогнется от ужаса и исчезнет вместе с ним. Надо приложить все силы — и умственные, и физические, — чтобы оберечь его от зла.

В дверь постучали, и видение исчезло. Я вскочил на ноги и встал так, чтобы закрыть корпусом стол.

В кабинет вломился Девидсон, захлопнул дверь, прижался к ней спиной и выдохнул:

— За вами идут, Джим. Они знают про Уильямса.

Я кивнул. Теперь я тоже все знал. Знал, почему вырубился, когда возникла крайняя необходимость заткнуть Уильямсу рот. В тот момент воспоминания представляли для меня опасность. Рискованно было осознавать мотивы собственных поступков. Ну да, конечно, Уильямса убил я. Кто же еще?

— Все это время ты был в курсе? — спросил я.

Он кивнул:

— Нужно что-то делать, Джим, и побыстрее. Говорю же, за вами идут. Они знают, что мы были там вместе, и почти уверены, что в его смерти виноваты вы. Отпечатки, тип пули… Придумайте что-нибудь, Джим! Я…

В дверь ударило что-то тяжелое. Такого Дейв не ожидал. Его отбросило к середине комнаты, а дверь распахнулась так, что врезалась в стену, после чего кабинет наводнили люди в черной форме. Первым вошел Льюис: лицо каменное, стальной взгляд устремлен мне в глаза.

— Хочу задать вам несколько вопросов, Оуэн, — начал он. — У нас есть причины полагать, что вы знаете больше, чем…

Тут он обратил внимание на стол у меня за спиной — и на то, что лежало на столе. На мгновение в кабинете стало совершенно тихо. Когда распахнулась дверь, Девидсон отлетел чуть дальше того места, где сидел я, и первым звуком был его вздох, когда он заглянул за стул, с которого я только что вскочил.

В голове у меня было совершенно пусто. Я понимал, что необходимо как-то выкрутиться, но после всех сегодняшних потрясений мозг отказывался работать.

Надо было что-то произнести. Я глубоко вздохнул и открыл рот, моля всех богов, чтобы те подсказали мне нужные слова.

Девидсон схватил меня за руку — сильно, крепко, — но перед следующим своим поступком трижды стиснул мне бицепс, словно предупреждая о чем-то. Затем дернул так, что я шатнулся, сделал три шага по ковру и, отупев от изумления, остановился лицом к Дейву.

Он уже подцепил пальцами револьвер, оставленный мною на стуле. Я видел, как Девидсон перехватил его покрепче, за рукоятку, и понял, зачем он это делает. Когда придет время проверки, на оружии будут его отпечатки, а не мои.

— Ладно, Льюис, — тихо сказал Девидсон, — это я их убил. Обоих.

Его взгляд бегал по лицам. Поймав его на себе, я прочел в глазах отчаянный призыв. Теперь дело за мной. Я не мог отказаться от последней помощи, ведь у меня была причина принять ее — пожалуй, самая весомая из всех, за которые когда-либо сражались и умирали.

Я знал это не хуже, чем собственное имя. Самое главное — защитить озеро. Остальное — мелочи.

Дейв вдруг сделал безумное лицо (я сразу понял, что нарочно), вскинул револьвер и выстрелил в мою сторону.

Ну, не совсем в мою. Девидсон был неплохим стрелком и не промазал бы с такого расстояния, если бы сам того не захотел. Пуля, свистнув у виска, угодила в какой-то предмет у меня за спиной, и тот с грохотом разлетелся вдребезги. Я увидел на расслабленном лице Дейва глубокое удовлетворение, а мгновением позже пуля Льюиса превратила черты моего товарища в алую кляксу.

Дейв был вынужден выстрелить, ведь иначе тест на следы пороха показал бы, что в обозримом прошлом мой помощник не стрелял из пистолета. А еще ему нужно было снять с меня подозрение. К тому же он знал, что на допросе его версия рассыплется. В каком-то смысле это было самоубийство, но я понимал, что Девидсон отдал жизнь за безусловно правое дело.

— Итак, Оуэн, вам слово. Как считаете, где у этой штуковины наиболее уязвимые места?

Мне показалось, что Льюис, устремивший на меня цепкий взгляд, произнес эти слова с иронией. Ведь я мог ответить на любой вопрос, кроме этого. Думаю, при необходимости я проглотил бы язык и задохнулся, но не раскрыл бы правды.

— Надо сделать еще один круг, — сказал я. — Снова все осмотреть.

В пятистах футах под нами сияло безмятежное голубое озеро.